Воспоминания. о светлом и печальном, веселом и грустном, просто о жизни - Игорь Галкин

Видимо, это была моя первая пятерка, тем более – по литературе и языку. Я был несказанно счастлив. Раньше я и подумать не мог, что учеба может доставить такую радость. Во мне что-то перевернулось. Я стал ловить каждое слово Валентины Яковлевны. И понял, что важно писать кратко, подбирать те слова, смысл которых хорошо понимаешь и твердо знаешь их написание, прямую речь стоит применять для убедительности и подчеркивания чужой мысли. Эти правила я использовал при изложении рассказа о том, как молодые французы участвовали в классовых демонстрациях. И опять получил пятерку. Теперь я уже читал и зубрил все, что требовала Валентина Яковлевна. В мае годовые контрольные начались с изложения. А у меня как назло разболелась нога. Перед экзаменом я всю ночь не сомкнул глаз от боли. Наутро с трудом поднялся с кровати, не мог стать на ногу. Папа, оказавшийся дома после ночной смены, привел с конюшни лошадь, вынес меня из избы и посадил на конягу. Я уговорил его не сопровождать меня на экзамен. У школы привязал к забору лошадь и знакомые ребята помогли дойти до класса. Температура искажала реальное восприятие того, что делалось кругом. Изложение написал, но на вычитку и проверку написанного ни сил, ни желания не хватило. Вернулся домой. На другой день ребята сказали, что у меня четверка по изложению. Это придало мне сил, боль в ноге притупилась и я сдал худо-бедно и другие экзамены, перешел в шестой класс.

О детском турде в колхозе

Болезнь перевернула всю мою жизнь.

Я уже говорил, что деревенские ребята шли по стопам своих родителей и одногодки между собой невольно соревновались, кто из них раньше освоит то или иное дело или забаву. К детским забавам относилось все, что не касалось работы – уметь плавать в речке, ходить в одиночку хотя бы в ближний лес или в соседнюю деревню, ловить на удочку «крупную» рыбу (начиная с плотвы и ельца), мастерить рогатки и луки со стрелами, а также пружки для ловли клестов и снегирей, кататься на лыжах с крутых горок, мастерить лыжные палки, свистульки, скворечники.

Рано начинали ребятишки помогать по дому. В мои обязанности входило, чтобы в ведре всегда была вода. Я начинал ее носить с речки сначала по полведра, потом поднимал нагрузку. Кстати, эта обязанность у нас переходила от старшего к младшему. В семейных преданиях упоминался такой случай. Как-то дядя Аркадий зашел к нам, а дома был один Боря. Дядя Аркадий попросил его дать воды. Боря посмотрел в ведро, а воды там не оказалось. Он вернулся к дяде и развел руками: «Нет воды». «Принеси с реки», – попросил дядя. «Мне тяжело ведро нести», – оправдывался Боря. «Тогда пойди к Пелиным, возьми у них». Боря взял ковшик и пошел к соседям. Принес полковшика и не успел дядя попить, как прибежал соседский мальчик Ванька и закричал на Борю: «Отдай нашу воду, у нас и так последняя».

Среди других моих обязанностей, приучавших к общему труду, была чистка зимой закоптелого стекла керосиновой лампы. Летом должен был следить за огородом, чтобы в него не пробирались куры или козы. Летом пастух выводил стадо коров из леса и колхозных загонял сразу в скотный двор, а частные буренки оставались на околице или берегу, пока их не разберут хозяева. Редкие коровы сами подходили к своему дому, ждали, когда за ними придут. Наша Манька не была исключением, всегда ждала приглашения. Летом Фаня тащила меня по ягоды. Вечером на ужин на столе должна стоять кринка молока и блюдо земляники, черники или малины по мере их поспевания. Этими скудными витаминами мы должны были насытиться на весь год. Где там? Всем нам не хватало ни витаминов, ни микроэлементов и росли мы чахлыми, бледными. У меня даже кличка была – пятнай. Это из-за того, что у меня часто шелушилась кожа на лице из-за недостатка каких-то витаминов или микроэлементов.

В дела колхозные мы втягивались рано. Фаня брала меня с собой, чтобы я помогал ей пропалывать грядки на колхозном овощном поле, собирать колоски после уборки хлеба. Но самым интересным, конечно, была работа на лошадях. Я уже говорил об этом выше, но не упомянул, что лошади таят в себе и опасность для подростков. Не так легко усидеть на коне, если ноги коротки и ты не можешь обхватить конягу, чтобы удержаться при быстрой езде. А проскакать перед ребятами каждому хочется. Приходилось падать и с запряженной лошади. Когда в наших местах появилось много автомашин, не все лошади, привыкшие к сельской тиши, восприняли их спокойно. Мы знали наперечет, какие из них при встрече машины начинают дрожать, метаться и становятся неуправляемыми. Среди этих нервных был конь по имени Партизан. Он вообще был своевольным мерином и тем оправдывал свое имя. Однажды случилось так, что я сидел на его крупе, вез нагруженную навозом телегу в поле. Только выехал из деревни, поднялся на гору и в узком месте, где с двух сторон дорогу теснили крепкие изгороди, навстречу мне вылетел военный «форд», хлопая на ветру брезентовым верхом. Я прижал дрожащего и фыркающего Партизана к изгороди, пока грузовик не проскочил мимо.

Будь я поопытнее, я подождал бы, пока лошадь не успокоится. А я хлестнул Партизана, чтобы он быстрее проехал узкий участок дороги. Но у Партизана было свое на уме: он вдруг развернулся и во весь свой лошадиный дух пустился под гору. При этом свернул с дороги на пустырь с очень крутым спуском. Он летел вниз как бешеный. Я, видимо, боялся прыгать с лошади, ухватился за дугу, но не удержался и каким-то образом оказался в телеге, уже пустой от рассыпавшегося в тряске навоза. Но это лучше, чем оказаться под колесом. Покувыркался я на грязной телеге и оказался на земле. Увидел только, как Партизан сломя голову летел вниз. Одно колесо наскочило на камень-валун и железная шина его разорвавшись, взмыла вверх. За ней одна за другой разлетелись по сторонам спицы колеса, доски. Колесная ось оторвалась от корпуса телеги и Партизан летел уже в одних оглоблях – от телеги осталась только рама. Конь летел к скотному двору и тащил только оглобли. Конюхи первые увидели разъяренную лошадь, тащившую то, что осталось от телеги. Когда я прибежал к двору, Партизан был уже освобожден от оглобель, привязан к стене и продолжал вздрагивать и фыркать, разбрызгивать пот. Конюхи внимательно разглядывали меня, расспрашивали, не ушибся ли. Я отделался синяками. Дня два бригадир не давал мне наряда, боялись за здоровье.

Несчастный случай

Но не этот случай стал для меня роковым. Летом занятых в работе лошадей выгоняли в лес, чтобы они могли за ночь подкормиться. А утром один из конюхов и обычно двое из нас, пацанов, шли в лес на их поиски. Тот раз нас с Витей Кузькиным вел конюх Коля Николаишков. Мы же сами с вечера отогнали коней на пастьбу и знали, в какой стороне их искать. На некоторых бойких лошадях всегда болтались колокольцы, помогавшие при тихой погоде услышать их в лесу за 300—400 метров. Часто табун уходил довольно далеко и набегаешься, пока его найдешь по следам. А когда найдешь, надо еще поймать каждому по лошади, чтобы выгонять стадо в деревню. Для всего этого существовали свои проверенные приемы. Лошадям, естественно, не хочется уходить с отдыха, от корма, чтобы оказаться запряженными в надоевшую им работу. Сбиваясь в табун, они стремятся углубиться в чащу.

В тот жаркий июльский день пришлось искать табун особенно долго. Лошади успели довольно далеко отойти от деревни. Пока мы их нашли, да поймали для себя трех лошадей, чтобы не бегать за упрямой скотиной, солнце поднялось довольно высоко. День заводился жарким и на открытых местах слепни тучами жужжали и жаждали крови. Спасение от них было только в тенистых зарослях, куда и стремились наши умные лошадки, не обращая внимания на наши окрики и попытки направить их в сторону деревни. Шумим, материмся – ничего не помогает, лошади мечутся, разбегаются в разные стороны. Их надо сбить в плотный табун, одному из нас вести его в голове в сторону деревни, а двоим другим – подгонять сзади.

Мы выломали по крепкому ивовому суку, очистили от листвы, чтобы охаживать упрямых лошадей, требовать послушания. Удалось сбить их в группу на пожне, но табун никак не хотел направляться в сторону деревни. Тогда мы с Витькой по сигналу выскакиваем на своих лошадях из леса в гущу группы, орем, размахиваем прутьями, чтобы гнать, куда следует. Когда я влетал в табун, одна молодая кобылка, защищаясь, резко подняв зад, ударила задними ногами в мою налетевшую лошадь. Одно копыто ее пришлось на грудь моей лошади, а второе – мне в левое колено. Хоть и не подкованные копыта, но боль я почувствовал редкую. На лошади усидел, но мог только лежать на крупе, одной рукой держась за колено, другой – за гриву. Светлый солнечный день в моих глазах вдруг заметно потускнел и хотелось только одного, чтобы быстрее стихла боль под моей коленной чашечкой.